Почувствовала ли Юлия разницу? С первого дня. Собралась ехать на занятия в институт, Анатолий мягко, но твердо сказал: “Нет, Юленька, переводись на заочное”. Не послушалась, чемодан уже собрала. Стоит в дверях, свекр со свекровкой вышли: куда, мол, собралась. А Юля и Анатолий молчат. Свекровка все поняла, молча, без слов пошла в комнату, вытащила чемодан и дверь открыла… “Мама, вы не то подумали”, – пыталась оправдаться Юлия, а у самой слезы текут…

Или такой момент. Уже Вовочка родился, капризничает, а Юля белье настирала, таз в коридоре. Анатолий пришел, Юля к нему: “Толик, вывесь белье, пожалуйста”. Ух, взгляд свекрови – как кипятком обдало. В чем была – в халате, без шали свекровка подхватила таз, пошла вывешивать – под ветер, по холоду. Молчаливый укор: как посмела невестка мужа о таком просить… Вроде мелочь, а из таких мелочей вся жизнь. Или за столом обедают, а готовила только свекруха, Юля сидит, глаз поднять не смеет. Тихо, никто слова не скажет. Ни простоты, ни панибратства – отец кушает, сын – им все внимание. Но за этой скромностью, за внешним жестокосердием – такие теплые искренние чувства. Отца и матушку Анатолия выхаживала Юлия всю свою взрослую жизнь, и по больницам возила, и кормила-обстирывала, когда старенькими стали. Об этом не говорится, это само собой… А потом – раньше вместе с Анатолием Ефимовичем, а ныне в гордом своем вдовстве – Юлия Адамовна ухаживает за родными могилками. И не только на “старом” кладбище, но и на другом – казачьем, которое расположено в Ейске по улице Б. Хмельницкого. Кто-то видит в этом месте просто пустырь, а для потомков казаков это самое святое место – покоится прах их прадедов-прапрадедов. Никакой толком таблички, ни обелиска, власти тоже предпочитают помалкивать, а ведь там же и тысячи безвинно убиенных и замученных, тысячи жертв последующего голодомора…

Во дворе дома ежегодно высаживает Юлия Адамовна веточки кустарников, проращивает, а потом вместе с курсантами Ейского казачьего корпуса едет на автобусе на это всеми забытое кладбище, высаживает кустарники вдоль дороги, чтобы как-то да отгородить от трассы.


Миссия всей жизни

Беседы со школьниками для председателя совета старейшин Ейского казачьего районного общества Анатолия Ефимовича и его супруги Юлии Адамовны – настоящая миссия всей жизни. Конечно, концерт вокальной группы хора – само собой, Юлия всегда запевала, но главное – это честный и откровенный разговор с молодыми людьми об истории кубанского края, о казачестве. Анатолий Ефимович всегда в черкеске, сапогах, на голове папаха, в ножнах – кинжал. Кстати, сколько бились казаки за право ношения не “игрушечного”, а настоящего кинжала.

Объясняет молодым хлопцам, что папаха – это символ независимого гордого характера казака. Его никто не мог унизить, даже папаху сбить с головы – за это полагалась смертная кара. Вот оттуда жесткие, ни в одном из народов не повторившиеся устои казачества.

– А вы знаете, ребята, что казак ни перед кем папаху или фуражку не снимал? Единственное исключение – перед молебном и иконой. Все! И еще на казачьем круге. Они снимали папахи, цепляли на шашку или саблю и высоко поднимали над головой. Иногородним не полагались ни казачья форма, ни ее главные атрибуты – папаха и сабля, ни выборы. Если казак в бою терял папаху – он не смел появляться нигде с открытой головой – тут уж ему все подразделение помогало раздобыть новую. В папаху зашивалась икона, когда казак в походе молился, он втыкал в землю саблю, на нее водружал папаху, глядя на нее и молился, то есть на икону.

Казак – это воин, это его призвание, его честь. Вот потому и говорилось: “Мужики в лаптях, а казаки – в лампасах”. Казак за бороной – считалось позорным. Если казак шел с женой с рынка, то шел впереди, а жена поодаль, с сумками. Считалось унизительным, что та рука, которая держит оружие, а при встрече должна честь отдать, будет делать что-то бытовое. Казаки не пили в принципе, хотя виноградное вино не возбранялось. Но пьянства не было, за это изгоняли и из казачества, и из станицы.

…Как внимательно слушали казачьего старейшину! Кто-то из ребят обязательно спросит: что такое чуб, почему такие странные прически у казаков, совершенно лысая голова и чуб висит.

– Это оселедец, – говорит Анатолий Ефимович. – Право на такую прическу добывалось в боях, причем сослуживцы могли подтвердить геройство на бранном поле. Разрешение на такую прическу давалось принародно, на казачьих сборах, молодежь вообще не имела права носить оселедец. Чуб казака – это полное пренебрежение к смерти, это явственный знак почитания – выше орденов. И считалось, что святой покровитель казаков архангел Михаил за чуб вытащит казака даже из ада.

– Мы все привыкли к тому, что главная улица Ейска носит имя, проклятое казаками. Улица Свердлова. Того самого, что стоял во главе массового террора против казачества. “Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах… Необходимо признать самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы”, – из директивы ЦК РКП(б), – рассказывал Анатолий Ефимович. – А вот письмо, которое написал Дзержинский Ленину 19 декабря 1919 года. Всего несколько строк: в плену у большевиков около миллиона казаков. Ответ не заставил себя долго ждать: “Расстрелять всех до единого!”. А 3 февраля вышел секретный приказ председателя Реввоенсовета Троцкого, 5 февраля – приказ “О расказачивании” № 171 РВС Южного фронта. Еще более жестко предписывалось уничтожить все мужское население, способное носить оружие, с 18 до 50 лет, физически уничтожить “верхи” станиц (атаманов, учителей, судей, священников, старейшин), даже если они не принимали участие в контрреволюционных выступлениях, а на место ликвидированных станиц переселить малоземельных крестьян из российской глубинки.

И летят по штабам Южного фронта телеграммы: “Сожжение всех восставших хуторов”, расстрелы всех лиц, которые принимали участие в восстаниях – прямое или косвенное”, “Массовые расстрелы через каждые 10 человек взрослого мужского населения восставших станиц”, “Обезвреживание и распыление всего рядового казачества”. Истребление казаков шло несколько лет.

…Сидят притихшие ребята, такого на уроках истории им не говорили.


Последние из могикан

…Уходят последние – исконно родовые, в ком кипит и бунтует еще казацкая кровь. Что, вернее, кто приходит на смену? Шатающаяся без дела молодежь, пивко и одиночество в соцсетях, неполные семьи, в которых матери-одиночки, загруженные работой и вечной нехваткой самого необходимого, не могут достойно воспитать сыновей; разврат под “маской” “гражданского брака”? Волной прошумело-пронеслось над Россией в “оплеванные девяностые” возрождение истинного казачества, столько надежд, столько планов всколыхнуло и сгинуло. Станичные и хуторские общества возглавили главы сельских администраций и их замы, о якобы возрожденном казачестве стали отчитываться по количеству “душ”, по зарплатам и “пристроенным” на работу казакам, по числу кадетских корпусов и классов казачьей направленности. А тут – что фантазия подскажет – в Ейске, например, из обычной средней школы сделали девятилетку и, как в насмешку над святой идеей казачества, собрали в нее детей с различными отклонениями в здоровье. Лихо? Зато отчитались целой казачьей школой!

До сих пор не переименован своим родным, историческим именем Краснодар – в честь пролитой “красными” крови. Спи, спокойно, казачий град Екатеринодар, забудь свое прекрасное – в честь Екатерины Великой – славное Имя. Станица Уманская – исторический центр Ейского отдела Кубанского казачьего войска – до сих пор именуется Ленинградской, как и сам район – в “честь” свезенных сюда после гражданской войны, после расказачивания, раскулачивания и голодомора – сотен и сотен красноармейцев с семьями из Ленинграда. Пытались, правда, провести референдум, опросы, заранее зная, что они обречены, ведь среди “поколения пепси, колы, пива и шмоток” потомственных казаков – малый процент!

Как не упомянуть Ульяновск, который в нынешнем году отмечает 377-летнюю годовщину, тоже “смята” и уничтожена сама история. Нет больше на карте Российской Федерации славного города Симбирска, как и не было никогда! С ХVII века град стоит – нет, не помним, не знаем! Ослеплены…

И у нас на Кубани немало “напридуманных” станиц: Крупские, Красноармейские, Кирова, Октябрьские, Ударные, Комсомольские, Калининские, Красные Звезды, Карла Маркса, Тельмана, Ленинские, Лориса, Энгельса – почти в каждом районе! Что называется, заставь фаната молиться – лоб расшибет! Ну, ладно, прошла эпоха, проехали. Так может пора освободиться от исторического нашего беспамятства!?

Уходят потомки родовых казачьих семей… Уходит история… Три года тому назад не стало председателя совета старейшин Анатолия Ефимовича Задорожного. Идею его бесед по казачеству никто не подхватил… Полно, конечно, всяких – для галочки, для отчета. А так, чтобы по своей душе, по собственной воле, без зарплаты. По велению своего горячего казачьего сердца. Нэмаэ…

Елена ГЛУШЕНКО.

На снимке: чета Задорожных: у них трое детей, восемь внуков, три правнука.